Братская могила жертв войны находится в центре агрогородка Чернавчицы рядом с Троицким костёлом. 23 июня 1941 года в центре деревни расстреляли группу мирных жителей. В 1950 году на могиле был возведён обелиск, а в 1979 году – новый памятник. Нынешний облик братская могила обрела в 2005 году после реконструкции.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЖИТЕЛЕЙ ЧЕРНАВЧИЦ О ВОЙНЕ

         Война с немецко-фашистскими оккупантами оставила неизгладимый след в памяти людей, в судьбах которых она прошла красной нитью.

Мария Алексеевна Сорочинская

         “Помню я, детки, войну, помню. Сыночек Лёня родился у меня 1 июля сорок первого года. Теперь он в Минске, в главке работает. А дочка Ольга в Бресте живёт, в детском садике работает. Она с сорок четвёртого. А ещё дети были в 49-ом и 51-ом. И всем места хватило. Хата маленькая, але ж выросли, слава Богу, пошли в люди, да!
Муж мой, Владимир Петрович, в войну сельским хозяйством занимался. Зерно немцам сдавали – налог твёрдый был. Они строго требовали. Корова была, лошадь. Без этого в хозяйстве нельзя.
В сорок первом пришли немцы, но сильно не трогали. А вот, когда наши наступали, то страху натерпелись. Наши бомбили по ночам. Не, по деревне не бомбили, а по блиндажам немецким. Спускали парашюты, а под ними ракеты всё освещали. Одна такая ракета в сарай наш попала. И лошадь осколком убило.
Немцы из деревни ушли и стали на том берегу Лесной. Дня три, наверное, стояли. У них и танки были, и орудия, Стреляли по красным. Один снаряд в щит крыши дома попал – крышу как ветром снесло. Но хата не загорелась. В огороде снаряды разрывались – было нам пасля работы. А когда бой был, то мы в деревне не сидели – мы в Блювиничи сбежали. Потом уже вернулись домой, аккурат на Илью. И сразу давай жито жать. А зерно – Красной Армии.
Мужчин сразу в военкомат стали вызывать. А кто работал на железной дороге, тому бронь давали. Муж мой тоже работал тогда на дороге. Их погнали строить мост через Буг. А немцы давай лупить по тому мосту…
Наши тоже вредные были. Приехали мы из Блювинич, а в хате конюшня. Мы туда, сюда, добились, чтоб хату отдали. На руках – дети маленькие, кормить нечем. Одну корову немцы забрали, а другую – наши. Всех курей подушили. И то правду кажаце: ни кола, ни двора…
Про войну помню, детки… Двадцать заложников немцы взяли. За то, что пацан лопатой пересёк кабель. Сорочинский инвалид был. Он сам вышел, чтоб другие жить остались. Ой, люди добрые, не могу…(плачет). А фельдшер, Иосиф Игнатьевич Сорочинский, который раненых лечил, вот тут, напротив нас жил. У меня Брестская 82, а у него – 87…”

         Мария Казимировна Юхимук:

“Нас в семье было четверо детей. Жили под оккупацией. Помню, как освободили наши. Я ведь с 27-го року, так что взрослая, считайте, была. Над Лесною бой начался, а мы выехали из деревни на хутора. Отец поставил телегу в кусты, а мы спрятались в погребе у соседа Рачковского. Но долго там не сидели – появились красные и выселили нас. Погреб под лазарет забрали, раненых туда приносили.
Когда немцы собирались отступать, то комендант полиции Тарновский отдал приказ привести на сборный пункт коров и лошадей с повозками. Отец не послушался, а сделал из брёвен плот, завёл на него корову, привязал верёвкой и спрятал в лозняке, где трясина была.
А в войну как было? Партизаны изредка заходили. О чём говорили? Я не знаю. Помню, когда Ковпак на Олешкевичи, Турно и Деменичи шёл. Тогда немцы пустили и танки, и самолёты, и бои были… А он по лесам шёл, немцам никак не удавалось его остановить…
В сорок четвёртом мы в схронах прятались. Заходит немец. Перед войной я пять классов окончила и нас немецкому учили. Ну, кое-что понимала. Вот немец и говорит, что бои должны быть, уходите.
И точно. Трое суток бои шли на Лесной. Сколько наших солдатиков полегло!
В войну много евреев возле Чернавчиц немцы расстреляли. Вывели их, дали в руки лопаты. Сами себе копали яму, от как доезжая до зубра (памятный знак на дороге), вправо на горке… Раздевали на краю ямы и расстреливали…
В сорок первом костёл горел. Там какую-то диверсию сделали, то немцы оцепили село, всех собрали возле костёла… Помню, как заложников вывели, как на глазах у всех казнили… А костёл гранатами забросали. Мы ещё заливали огонь водою из вёдер. Немцы не мешали тушить пожар. Страшно было…”

         Анна Иосифовна Мацуль:

“Письмо мне пришло «…Ваш муж Алексей Онуфриевич, погиб под Варшавою…» А у меня сын как раз с того года, с сорок четвёртого. И как вспомню, то не могу.
И что я в жизни увидела? До чего дожила? Кроме работы в колхозе я ничего не видела. А теперь вот плачу… Сейчас денег немного дали. Да что теперь? Я уже выплакала, считайте, все слёзы. За пятьдесят годков…
Одного мальчика моего убили в войну. Четвёртый годик ему был. Мы выезжали в Омелино. А детки собрались и пошли собирать игрушки. Ну, раскрутили гранату. Два моих сына стояли. Того, кто раскручивал – насмерть. И сына моего тоже. А Славка прибежал раненный в ногу. Стоит белый-белый. И сказать не может, что братика нет…
Похоронили сыночка. Мужа на войну забрали. Он плачет, глядя, как я с двумя детьми на руках остаюсь. Это ж, знаете, такая жестокость. А слушать никто не хотел, война, мол, вперёд. Вы, говорят, тут всю войну просидели, так что давайте на фронт. Вот такая несправедливость была. Разве мы по своей воле под немцем остались? Нас же в первый день войны бросили без защиты…
А на войне и немцы были хорошие. Не все звери были. Бывало, подойдёт к моим ребятам один немец, погладит их по голове и мне кажа: “клейне киндер, матка, мих. В Германии у меня тоже такие”.
А были и вредные. Вот началась тая война (плачет), прибегает муж – а я уже корову вышла доить – и говорит: “Анюта, немцы уже в деревне стоят…” Я кажу: “Тихо, молчи!” Боюсь, чтоб не услышал кто. А уже той конец деревни горит… И наши красноармейцы по житу бегут…
Ой, как я защищала-спасала своих деток в войну! Но не уберегла… И мужа забрали на фронт… Его в войну власовцы так избили, так избили… За то, что отошёл прикурить… Они над ним целую неделю издевались, он пришёл домой, кровью харкал, но мне ни слова не рассказал. Любил и меня, и детей любил…”

         Алёна Антоновна Старовойтова:

“Я не местная, я с Витебской области. В тридцать девятом направили моего мужа на работу в Западную Белоруссию. Приехали мы в Ставы. Был он прорабом, строителем. Война началась, то всех «восточников» немцы привезли в лагерь в Чернавчицы. Трое детей у нас тогда было. Все маленькие, на руках. Мужа на фронт взяли в 44-м. Погиб он в Польше. Похоронка пришла…
В 42-м примерно 300 семей немцы вывезли. Посадили на подводы и привезли сюда. Я дочке подушечку взяла, так полицай из-под головы сапогом ту подушечку выбил. А мне по рукам ногами, ногами… И девочке моей по ножке ударил. На всю жизнь у нее на ножке знак остался…
А хорошие люди в Чернавчицах были. Ой, спасибо им за все! Я уже не могу добра ходить. Если б могла – низко-низко поклонилась бы добрым людям. Пусть будет трудно и тяжело, но не приведи Бог снов дожить до войны…»