Обелиск и памятник «Протест»

         Домачевский детский дом был открыт польскими властями в октябре 1927 года. В нём воспитывались сироты: дети поляков, белорусов, русских, украинцев, евреев. Количество их постоянно менялось. В 1941 году там находилось сто детей разного возраста: от грудных до 12-летних. У большинства из них не было ни родителей, ни родственников. В первый день войны в результате бомбёжки погибло трое малышей, ещё двое было ранено. Одно из зданий сгорело, и дети были размещены в двух оставшихся. Они спали по четыре человека на одной кровати, умирали от заболеваний и истощения.

         Также немцы забирали детей, гнали их в больницу, брали у них кровь. Потом уводили в отведённый сарай, пол которого был устлан деревянными стружками. Измождённые дети подолгу находились там. Тех, кто умирал от потери крови, закапывали возле сарая. Выжившие дети сами добирались до детдома.

         Через год случилось самое страшное: всех детей вместе с воспитательницей Полиной Грохольской расстреляли. После освобождения Домачево, очевидцами трагедии (Елизавета Грачёва, Антонина Павлюк, Анастасия Усова и др.) в августе 1944 года был составлен акт о расстреле детей. Некоторые из них в качестве свидетелей потом присутствовали на Нюрнбергском процессе.

АКТ ЖИТЕЛЕЙ Г.П.  ДОМАЧЕВО О РАССТРЕЛЕ ДЕТЕЙ

         Вот о чём говорилось в этом документе: "23 сентября 1942 года къ семи часамъ вечера во дворъ дѣтскаго дома прибыла пятитонная автомашина съ шестью вооруженными нѣмцами въ военной формѣ. Старшій изъ группы нѣмцевъ Максъ объяснилъ, что дѣтей повезутъ въ Брестъ, и приказалъ сажать ихъ въ кузовъ автомашины. Въ машину было посажено 55 дѣтей и воспитательница Грохольская. Шахметова Тося, девяти лѣтъ, слезла съ машины и убѣжала, а всѣ остальные 54 ребенка и воспитательница были вывезены въ направленіи станціи Дубица, въ полутора километрахъ отъ деревни Леплевка. На пограничной огневой точкѣ, расположенной на разстояніи 800 метровъ отъ рѣки Западный Бугъ, автомашина остановилась, дѣти были раздѣты, о чёмъ свидѣтельствуетъ наличіе дѣтскаго бѣлья въ машинѣ, вернувшейся въ Домачево. Дѣти и ихъ воспитательница были разстрѣляны...".

Извѣстны имена нацистскихъ руководителей Брестскаго округа, по чьимъ приказамъ разстрѣливались дѣти: начальникъ С.Д. округа Пичманъ, замѣстители начальника С.Д. Цибель и Герикъ, гебитскомиссаръ округа Буратъ Францъ, начальникъ жандармеріи при гебитскомиссаре Длузрлейнъ, начальникъ бюро полиціи округа майоръ Рода и Винеръ, Прокопчукъ (украинецъ) — шефъ Домачевскаго района, Хае Ѳедоръ — бургомистръ Домачева, начальникъ криминальной полиціи Завадскій.

Также извѣстны имена нѣкоторыхъ исполнителей, проводившихъ разстрѣлъ дѣтей: Максъ — нѣмецъ, старшій изъ группы нѣмцевъ, производившей разстрѣлъ; Камецгляцъ — нѣмецъ изъ группы, производившей разстрѣлъ; Фриксъ — полицейскій, разстрѣливавшій дѣтей; Фогель — изъ нѣмцевъ Поволжья, уроженецъ города Энгельса; лейтенантъ Огизъ — изъ города Бреста, принимавшій участіе въ разстрѣлѣ дѣтей.

За нѣкоторое время до массоваго разстрѣла 16 дѣтдомовцевъ были взяты родственниками, 11 - розданы мѣстнымъ жителямъ, пожелавшимъ ихъ пріютить. Трехъ малолѣтнихъ сыновей офицера-пограничника Василія Рослика - Володю, Женю и Гришу - спасла семья Сидора Романовича Дорошука. Дѣти замѣстителя начальника заставы Алла и Анатолій Кожуховы воспитывались въ домахъ жителей деревни Приборово Петра Ивановича Глеха и Кондрата Михайловича Грицачука. Одного изъ сыновей капитана Шевченко, погибшаго вмѣстѣ съ другими защитниками Дубицкой пограничной комендатуры, спасъ врачъ Новицкій, работавшій до войны въ дѣтдомѣ. Выходивъ Лёню Шевченко, находившагося на грани жизни и смерти, онъ передалъ его на воспитаніе семьѣ Богуцкихъ изъ деревни Кобелка. Необычная судьба у Тоси Шахметовой, сумѣвшей воспользоваться тѣмъ, что фашисты во время погрузки дѣтей отвлеклись на послышавшіеся вдалекѣ выстрѣлы. Спрыгнувъ съ машины, дѣвочка спряталась въ дѣтскомъ домѣ, послѣ отъѣзда палачей ушла въ лѣсъ. Долго блуждала, пока добралась до польскаго села Словатыче, гдѣ ея пріютила крестьянская семья. А въ іюлѣ 1944-го тамъ ея нашелъ отецъ, полковникъ Степанъ Шахметовъ.

Задолго до сентября 1942 года всѣ 15 еврейскихъ дѣтей дѣтдома въ возрастѣ отъ 2 до 12 лѣтъ были вывезены нацистами въ гетто, гдѣ вскорѣ ихъ разстрѣляли. Только 12-лѣтней Олѣ (по другимъ свѣдѣніямъ, дѣвочку звали Аня) Ковалеровой удалось избѣжать этой участи. Но о ея дальнѣйшей судьбѣ, къ сожалѣнію, ничего не извѣстно.

Кто же такая Полина Грохольская, не покинувшая своих детей и разделившая их горькую судьбу? Аркадий Бляхер, бывший фронтовик, журналист, который всю послевоенную жизнь занимается поисковой работой, опрашивал жителей Домачево и близлежащих сёл и столкнулся с тем, что на его вопросы о молодой воспитательнице детдома никто не мог дать определённого ответа. Не знали ни её отчества, ни откуда она приехала в пограничный район. Долгое время не удавалось это выяснить. Известно лишь было, что Полина – жена офицера.  Но статья Аркадия Бляхера о трагедии детского дома, опубликованная во всесоюзной газете «Красная звезда», случайно попал в руки родителей Полины – Александра Фёдоровича и Ольги Даниловны Грохольских.

На Житомирщине, недалеко от Коростеня, есть село Купище. Здесь родилась, росла, училась украинская девочка Поля, которую все называли Павлинкой. В учительской школы сохранилась пожелтевшая фотография её однокашников, окончивших вместе с Павлинкой седьмой класс. Некоторые из них после военного лихолетья стали преподавателями. А вот самой Полине не довелось… хотя после окончания семилетки она поступила в Житомирское педагогическое училище. В мае 1939 года юная Полина вышла замуж за нового директора Купищенской школы Степана Козаченко. Через полгода им пришлось расстаться, потому что Степана призвали в армию и отправили на учёбу в Ленинградское военно-политическое училище. Окончив его, он получил назначение в пограничный Брест.

15 июня 1941 года Полина выехала к мужу, но на границе её застала война. Пробираясь от села к селу, молодая женщина собрала вокруг себя ребятишек, чьи родители погибли в первые дни войны. Она стала для них заботливой мамой. Находиться с детьми в Бресте было очень опасно, и Полина решила вместе с ними уйти из города. Голодные и измученные долгой дорогой они пришли в Домачево. Полина устроила ребят в детский дом, а сама осталась работать в нём воспитательницей. Но им не суждено было уберечься от беды… вместе с детьми погибла и 20-летняя Полина Александровна Грохольская.

Известно, что майор Козаченко – муж Полины – вместе с армией-освободительницей летом 1944-го вернулся в Брест, но так и не смог ничего узнать о жене. А вскоре он погиб на территории Польши. Много лет назад, в 60-х годах, приезжал в город над Бугом отец Полины, Александр Фёдорович. Он встречался с людьми, знавшими и помнившими его дочь

В 1952 году на развилке дорог Брест-Леплёвка-Домачево появился обелиск со звездой, на котором была высечена надпись: «Из поколения в поколение вашу светлую память будут чтить все советские люди».

Памятник «Протест» установлен на перекрёстке дорог Домачево – Леплёвка в 1987 году. Стелла из белого мрамора, к которой прикреплены бронзовые фигуры детей, просящих спасения. Авторы памятника – гродненский скульптор Анатолий Солятыцкий и архитекторы Г. Пешков и М. Ткачук. В 2007 году возле памятника установлен памятный камень с мемориальной таблицей.

 На лесной поляне, на месте расстрела детей и их захоронения высился лишь деревянный крест. Именно туда из года в год приносили цветы местные жители.

Лишь в 2004 году на могиле поставлен памятный знак, на гранитной плите которого выбиты имена погибших детей и воспитательницы Полины Грохольской. Он сооружён по эскизу девятиклассницы Домачевской средней школы Людмилы Шинкарчук. Меценатом проекта памятника является Марк Натанович Шемелиский.

Памятный знак имеет форму тёсанного валуна, на котором установлены мраморные плиты с памятными надписями. С левой стороны расположена мраморная плита с ангелом. В верхнем углу каменная свеча.

АКТЫ ЖИТЕЛЕЙ Г.П. ДОМАЧЕВО О РАССТРЕЛЕ ГИТЛЕРОВЦАМИ ДЕТЕЙ ДОМАЧЕВСКОГО ДЕТСКОГО ДОМА

Мы, жители районнаго центра Домачево и работники дѣтскаго дома: зав. учебной частью Грачева Елизавета Дмитріевна, 1913 г.; воспитательница Усова Анастасія Ивановна, 1920 г.; ночная няня Головейко Ольга Осиповна, 1903 г.; поваръ Мазепчикъ Вѣра Іосифовна, 1911 г., зав. дѣтскимъ домомъ Павлюкъ Антонина Петровна, 1924 г.; сторожъ Козловскій Даніилъ Леонтьевичъ, 1892 г.; сторожъ Грушинскій Збигневъ, 1909 г.; ночная няня Калиновская Александра Павловна, 1900 г.; жители Резонева Анна Ѳедоровна, 1876 г.; Абрамова Наталья Іосифовна, 1909 г.; Дякина Валентина Ильинична, 1912 г., составили настоящій актъ о звѣрскомъ уничтоженіи дѣтей дѣтскаго дома дошкольниковъ, которыя 23 сентября 1942 г. были вывезены на грузовой машинѣ, подъ предлогомъ перевода дѣтей въ г. Брестъ, а черезъ полчаса они звѣрски были разстрѣляны, а часть закопана живыми за дер. Леплевка.

Въ дѣтскомъ домѣ находилось 100 челъ. дѣтей, изъ нихъ 30 человѣкъ дѣтей восточниковъ, бѣлорусовъ, украинцевъ 30 челъ. дѣтей, поляковъ, не имѣющихъ совсѣмъ родственниковъ, 15 человѣкъ дѣтей, евреевъ, въ дальнѣйшемъ изъятыхъ изъ дѣтскаго дома и помѣщенныхъ нѣмцами въ еврейское гетто, въ которомъ и были уничтожены. Спаслась лишь одна дѣвочка — Ковалерова Аня, 12 лѣтъ, которой удалось убѣжать изъ гетто. 25 человѣкъ дѣтей — вновь принятыхъ въ дѣтскій домъ, лишившихся родителей съ первыхъ дней звѣрскаго нападенія нѣмецко-фашистскихъ захватчиковъ на нашу родину.

Находившіеся въ дѣтскомъ домѣ дѣти въ подавляющемъ большинствѣ не имѣли родителей и родственниковъ. Изъ этого состава дѣтскаго дома въ первый день Отечественной войны убиты: Моисей 3-лѣтній, 4-лѣтній Иванъ, 2-лѣтній Коля Козловскій. 16 чел. дѣтей взяты родственниками, 11 чел. дѣтей розданы изъ дѣтскаго дома на воспитаніе (пастухи и няни). 54 чел. дѣтей погружены на машину и вывезены. Судьба одного ребенка не выяснена.

Актъ подписали 15 августа 1944 года работники дѣтскаго дома: Грачева Е.Д., Усова А.И., Головейко О.О., Мазепчикъ В.И., Павлюкъ А.П., Козловскій Д.Л., Грушинскій Зб., Калиновская А.П., Рязанцевъ А.Ф., Абрамова Н.И., Дякина В.И.

Представитель войскъ, части, ПП 48251, ст. л​-т Богдановъ.

Житель м. Домачево Грачева Елизавета Дмитриевна, 1913 г., русская, работала зав. учебной частью детского дома с 7 июня 1940 г. по 25 июня 1941 г., сообщила следующее.

Детский дом существовал с 1927 года. В нем находились дети поляков, русских, украинцев и белорусов, которые не имели родственников. К моменту установления советской власти в 1939 г. 12 сентября в детском доме находилось 50—60 детей от 3 до 4 и от 4 до 14 лет. Детский дом назывался смешанным.

В августе м-це 1940 г. детский дом сделали дошкольным. Осталось из старого состава детей 30 чел. Новый набор был произведен в количестве 54 чел. детей, и с этого времени в детском доме стало 84 чел. Но эта цифра изменилась в связи с возрастом детей, которые уходили в школу, брались к родителям и переводились в школьный детский дом в г. Брест, у которых не было родственников.

В первый день войны 22 июня 1941 г. из состава детского дома (85 чел.) было убито 3 чел. детей: Моисей — 3 года, Иван — 4 года и Коля Козловский — 3 года.

После начала военных действий в детский дом стали поступать дети, которые лишились родителей. Их поступило около 20 чел. Среди них были дети директора Домачевского банка Домачевского района — Троик Феликс, 4 [года]; пропагандиста РК КП(б)Б Домачевского р-на — Заугоясниковы Настя, 4 лет, Алексей, 7 лет, Виктор, 5 лет, Галина, 2 года и Толик новорожденный; зав. оргинструкторским отделом РК КП(б)Б Домачевского района — Ковалеровы Оля, 9 лет, Валерик, 1 год; инструктора РК КП(б)Б — Фреклах Лена, 9 лет, Дина, 7 лет; начальника Липенской погранзаставы — Зуйковы Галя, 4 года, Лида, 2 года; нач. милиции — Чернявского Рема, 9 лет и Марсясы, 6 лет; нач. погранзаставы Домачево — Хайдуковы Люся, 3 года, Витя, 6 лет.

Кроме указанных детей поступили еще от крестьян, которые были убиты во время боя, а в дальнейшем больше детей не поступало.

Детский дом первый м-ц прожил за счет запасов продуктов, которые были получены на следующий м-ц, но не рассчитаны на большое к-во детей. А в дальнейшем стали просить продукты у шефа района Гвоздинского, который с большим трудом давал продукты, которые состояли из плохого картофеля, немолотой ржи и др. круп. Но мало хлеба получали: по 100 грамм на ребенка. Соль им давалась с перебоями до недели. Молока чистого не получали, а получали перегоны из сепараторов и маслянку после приготовления масла. Сахара не было совсем, мясо плохое и зачастую кости. Дети кушали три раза в день: утром кофе, в обед суп, а вечером опять кофе. А при советской власти дети кушали пять раз в день. Дети спали по 2—3 чел. на кровати.

В связи с плохим уходом стала увеличиваться заболеваемость. Дети Хайдуровы Люся, 3 года, Витя, 6 лет, умерли от дифтерита.

Жизнь в детском доме стала невыносимая. Жители и родственники стали разбирать
детей по домам, а остальных детей зав. детдомом Якушенко раздавала в няни и пастухи крестьянам местных деревень. Преснякевич Миша, 8 лет, отдан в дер. Новые Дворы в хозяйство Громко. Шахметова Тася, 11 лет, отдана за Буг. Ковалерова Аня, 12 лет, находится на воспитании у польского ксендза Новак Станислава. Функ Люцина, 9 лет, находится в дер. Словатыча за Бугом у Буянова Л. Заугольникова Настя, 11 лет, и Толя, 1 годик, находятся в Домачево, Новые Дворы у Маргук Антона (кум). Заугольников Виктор, 5 лет, находится у Франек Хоронжуй в дер. Борисы. Заугольников Алексей, 7 лет, находится у Вячеслава Славинского в дер. Кацы. Заугольникова Галя находится у Ярошавского Марьяна за Бугом.
Хайдукова Анна вернулась к Перфильевой Екатерине Кор., которая является тетей. В детском доме за этот короткий промежуток было 3 зав. детским домом: 1) зав. детдомом — племянница Гвоздинского, поставленная с начала войны Гвоздинским, шеф района. Ограбила детский дом и увезла в г. Брест около 800 метров мануфактуры, ковры, белье постельное и верхнее платье детей; 2) зав. детским домов Янушенко раздала детей частично по рукам; 3) зав. детским домом Павлюк А.И., при которой прошел расстрел детей.

Я была отстранена от работы после прихода немцев на 3—4-й день войны вместе с зав. детским домом Лижановой Анной Семеновной, 1919 года рождения, член ВЛКСМ, расстрелянной в ноябре 1943 г., Усовой Анастасией Ивановной, 1919 г. рождения, б/п, по причине как восточница-коммунистка. А остальные были оставлены на местах, как местные: Гриневич Валя, Полякова, Вайнтруб Тоня, еврейка, которая в скором времени была помещена в гетто и расстреляна.

Я посещала детский дом редко, так как мне запрещали. Но дети приходили ко мне на квартиру и рассказывали, как живут в детском доме, и все говорили, как мы хорошо жили при советской власти.

Житель м. Домачево Усова Анастасия Ивановна, 1920 г. рождения, сообщила следующее.

22 июня 1941 г. погибло трое детей: Моисей, Иван и Тадеуш и два ребенка были ранены — Надежда, 7 лет, и Роман, 6 лет. Всего детей насчитывалось около 85 чел. — от 4 до 9—10 лет разной национальности: поляки, русские, белорусы, евреи, украинцы.

В 1-й день войны немец, зашедший во двор детского дома, увидел массу детей и сказал: «Зря мы сюда пару лишних снарядов не прислали, а так придется кормить дормоедов» (со слов зав. детдомом, знающей немецкий язык А.Е. Линковой).

С начала войны количество детей увеличилось до 100 человек. В детдом были сданы дети сироты местные Шкурук А., Шкурук О. и другие. Такие дети восточных семей, матерей которых забрали в тюрьму. Не помню, какого числа было принято таких детей с возрастом от 1,5 года до 11—12 лет. А так же было сдано в детдом около 12 детей восточных семейств, матери которых находились в м. Домачево. Сданы по той причине, что не в состоянии содержать при себе, нужно было работать, а кормить не было чем.

Нельзя не отметить, когда 3 плачущих женщин с грудными ребятами привели в наш детский дом, 2 из них из дер. Страдечь, одна из Прилук — жены военных восточников. Детей отняли и принесли в спальню детдома, а матерей отправили в тюрьму. 11-месячный Виктор уже мог выделять свою мать из среды и, видя, что она ушла, показывая ручонкой, говорил: «Там мама», а остальные двое: Виктору — 3 м-ца, девочке Люсе — 8 м-цев. 3-месячный Виктор прожил 4 месяца и умер. С продуктами питания в детдоме было плохо, израсходовали запас, который был в детдоме. Дети, а так же и работники стали голодать из-за отсутствия продуктов. В детдоме была теснота. Расположен детдом был в 3 зданиях, одно сгорело в первый день войны, детей пришлось стеснить. Вследствие переполнения и тесноты и недоедания увеличилось заболевание.

Частично детей начали раздавать в пастухи и няни. 3 чел. было сдано в еврейское гетто. В конце сентября 1942 г. я сдала дежурство в 3 часа Вале Гриневич, сама ушла в деревню за 2 км.

Придя из деревни в детский дом, я застала перепуганных работников и часть детей, матери которых были в Домачево. Из них остались Мазепчик Нина, Иван, Лиля, Михаил, Абрамов Виктор, Заугольникова Настя, Толя, Виктор, Алексей, Галя и др.

После расстрела детей меня освободили, как восточницу, от работы и вновь приняли на работу, когда шефом стал украинец Прокопчук.

Житель м. Домачево Мазепчик Вера Осиповна, 1911 г. рождения, белоруска, работала поваром в детдоме с июня м-ца 1941 г. по октябрь 1942 г., сообщила следующее.

Работала по своей специальности в детдоме — поваром. Поступила на работу по собственной просьбе у местных властей, так как имела 4 детей. Мои дети находились в детском доме. Пища для детей была плохая, которая состояла, в основном, из перегонного молока (сепараторного), порченого картофеля, ботва с бураков, дробленая пшеница и др.

После этой пищи болели дети поносом, дифтеритом, чесоткой — от нечистоты. Мои четверо детей так же впервые болели дифтеритом, поносом, чесоткой.

Детей осматривал врач Новицкий, поляк, который уехал с немцами за Буг, выписывал рецепты, но лекарства не было, так что дети мед. помощи не получали.

После болезни умерли 3-месячный Виктор, Хайдукова Люся и Виктор 6 лет, Александр 4-х лет и еще умерли 3—4 ребенка, которых я не помню.

23 сентября получила продукты на ужин. После раздачи обеда детям, время было 7 часов и нужно было дать звонок на ужин, дети находились на дворе. Я знала от заведующей Павлюк о том, что наш детский дом будут перевозить в г. Брест, но когда — она мне не сказала, но заведующей сказал приходивший в обед Фогель, немец с немцев Поволжья, г. Энгельс.

В это время во двор пришла грузовая открытая машина — 5 тонн. На ней приехали 6—7 чел. немцев, конная полиция — Фрике Макс, Тоня и др. были вооружены пистолетами на ремнях. Один из них руководитель лейтенант Огис, г. Брест, подошел к заведующей] и сказал: «Грузите детей на машину». Она взволновалась и спросила: «Убрать детей, т. е. умыть и одеть?», а он ответил, что их там умоют, напоят, накормят без вас сегодня, а потом через пару дней и вас заберут в г. Брест.

Детей стали грузить на машину Грушинский, Козловский, Гриневич, Валя, Пютая, Дуся, прачка Куракова. Детей не били. Я сказала: «Детей забираете, то возьмите и меня». Я плакала, а дети находились рядом со мной, правда, старший мальчик Ваня, 7 лет, с радостью прыгнул на машину как покататься, но я сняла. Лейтенант спросил: «Вы мать детям?». Я сказала, что да. Но он не верил и детей разрешил взять. Когда он мне разрешил взять детей, то сказал: «У кого есть матери близко, то пусть возьмут детей, но ждать не станем». Я еще раз обратилась к нему с просьбой взять меня в г. Брест вместе с детьми, так как мне будет здесь нечего есть, то он ответил: «Иди, покушай тот суп, что наварила детям».

Когда детей погрузили, то Грохольская Поля клеила окна, ее вызвали и сказали: «Пойдешь с детьми». Она попросила вымыть руки и взять платок, ей не разрешили и, грубо поддав коленом, посадили на машину, и машина уехала. Мы остались и стали плакать. А нам сказали, что через два дня также возьмут в г. Брест и чтобы не расходились. Останавливалась ли машина у полиции, я не знаю, так как была очень расстроена.

Через час мы узнали, что дети расстреляны, а машина ровно через 30 мин. была уже у полиции с немцами. Я пробыла в детдоме еще 2 дня, потом устроилась в прачечную при госпитале, через врача Новицкого, так как его я знала по детскому дому. При погрузке убежал Витя Абрамов, Шахметова Тася.

Житель м. Домачево Павлюк Антонина Петровна, 1924 г. рождения, белоруска, работала зав. детдомом с сентября 1941 г. по 27 сентября 1942 г., сообщила следующее.

Меня на работу зав. детдомом поставил зав. районным центром Прокопчук. Я на эту работу не просилась, была зарегистрирована как служащая, имеющая среднее образование.

Я находилась дома. Ко мне пришел Хас Федор, русский, бурмистр, который сказал: «Явиться к районному шефу». Я вместе с ним пошла. Когда я пришла к шефу, то он мне сказал, что будешь работать зав. детдомом. Я отказалась, так как не имею опыта, но он повторил, что будешь работать там. В этот день я в часов 10—11 приняла детский дом, но в нем принимать было нечего. Принимала от Немушенко.

Когда он меня направлял, то сказал, что «Блюшенко ничего не старается для детей». Приняла огульно, так как там нечего было принимать: порванная одежда, продуктов не было, детей, не помню сколько. Исходя из всей приемки, я попала в район к шефу с просьбой — дать продуктов. Это было в его распоряжении, он давал. Я получала часто, но в малом количестве — пшеница (30 кг), гречка, ячмень, мука, мясо, масло. И потом совсем не давали картофель, бураки и др. овощи. Я приняла детей истощенных и стала принимать меры по улучшению питания, т. к. сама видела, что дети едят пищу от свиней. Мне стало жалко, и я стала стараться.

Детей при мне кормили 3 раза в день, утром молочное, из перегонного молока. В обед — суп и второе. Ужин — суп. Дети могли кушать больше, но им давать было нельзя. После часа отдыха дети находились во дворе и набивали свои матрасы соломой, привезенной на 2 подводах. В это время въехала грузовая открытая машина и 6—7 немцев с оружием, винтовки.

С этой группой приехал в гражданской одежде старший, который приказал через переводчика собрать всех воспитательниц и детей вместе. Собрать их не пришлось, так как они были все во дворе. По фамилии Камец-Гляц, он говорил по-польски, который получил от старшего — он приказал детей свести в столовую — детей посадили рядом у столов, посмотрели на них. В это время я тоже смотрела на детей. Были воспитательницы: Грохольская Поля, Люта, Дуся, Усова Неля, Гриневич Валя, Мазепчик Вера, Калиновская Ал-дра, Вихетская Ольга, Грушинский и др. Но помню, я спросила, что мне делать? Раз увозите детей в Брест, то сказал переводчик, что держи ключи до особого распоряжения.

Было приказание уйти, и все вышли на крыльцо. Машина стояла у крыльца. Они приказали детям сесть на машину, и дети стали садиться, и их торопили. Помогали садиться немцы и воспитательницы. С детьми посадили Грохольскую Полю, села сама наперед. Она просила взять платок, ей не разрешили. Тот же переводчик сказал, что детям в Бресте будет хорошо. Немцы сели в машину, где и дети, а старший сел с шофером. Они сказали, что из Бреста мы вернемся скоро, через 30 минут — 1 час, и уехали.

Мы с работниками детдома остались, так как нам не разрешили уходить, и так же ночевали. На следующий день я пошла к шефу, то он об этом ничего не знал. Я спросила, до какого времени мы должны сидеть. То после переговора с начальников конной полиции, после моего выхода через 1 час пришел немец с немкой в детский дом. Приказали открыть кладовую, отобрали ключи и сказали, что я могу уйти. Детей было 55—60 (восточных 30, поляков 30). Из-под расстрела убежала Когеловская Нина, проживает в дер. Леплевка.

Житель м. Домачево Абрамова Н.И., 1909 г. рождения, русская, сообщила следующее.

Мои дети после начала войны в 1941 г. зимой находились в детдоме: Валя — 10 лет, Виктор — 8 лет, Борис — 4 года. Когда я поступила на работу в молочную, я взяла обратно Валю и Бориса, а Виктор остался в детдоме. Я после работы шла по делу к Марвыжикивой. Увидела, едет машина, нагруженная полностью детьми и с немцами. Я сразу кинулась в детдом узнать, где сын. В детском доме не оказалось моего сына. На вопрос, где мой сын, мне воспитательница, не помню кто, сказала, что спрыгнул с машины и убежал домой. Когда я пришла домой, то он был с Шахметовой Тасей, которая вместе с сыном удрала. Они были напуганы, заплаканы и говорили, что в детдом больше не пойдут. Они были на машине и убежали с нее. Я с детьми пошла в детдом, забрала свои вещи. Детей оставили покушать, ибо ужин был сготовлен, а детей не было. Моя старшая дочь Валя пришла и говорит: «Пришла машина, что возила детей, и на машине лежат детские платья». Я сразу подумала, что детей убили. Машина быстро вернулась, а до Бреста далеко, исходя из того, что они говорили, детей повезем в Брест. Это было в сентябре 1942 г.

Житель м. Домачево Калиновская Александра Павловна, 1900 г. рождения, белоруска, работала в детдома с 25 июля 1941 г. по 25 сентября 1942 г. ночной няней, сообщила следующее.

Работала в детском доме с 7 часов вечера до 7 часов утра в группе старших ребят, которые располагались в 2 спальнях. Кровати стояли тесно, всех детей уложить по одному нельзя было, и дети спали по два. Всего детей было около 40 человек. Возраст детей был от 7 лет до 13. Дети все спали вместе, больные не отделялись от здоровых. Болезни были разные: лишай, чесотка и понос. Укладывая спать детей и наблюдая за ними, я видела, что дети в постели кушали яблоки, морковь и перегоревшую кость, которую сами перепаливали в кубовой, где умывались. И когда я начала их ругать, то они говорили, что хотят кушать. И это потому, что их плохо кормили. Когда детей увезли, я в детском доме отсутствовала, была на огороде, и мне сказали, что детей увезли в Брест. Моих детей — Галю 3 лет, Эдуарда 6 лет — взяла соседка Заугольникова. Вечером я пришла на дежурство, то детей уже не было, а по дороге, когда шла на дежурство, меня встретила жена шефа Прокопчука и спросила: «Ваших детей увезли?». То я удивилась и спросила: «Куда?». То она ответила, что детей всех увезли в Брест. Работы не стало в детском доме, и я уволилась, поступила уборщицей в управу.

Житель м. Домачево Рязанцева Анна Фадеевна, 68 лет, русская, мать жены начальника Леплевской погранзаставы Зуйковой Тони Алексеевны, сообщила следующее.

Я приехала в декабре 1940 года в гости к зятю, жила в его семье. Сам зять, Зуйков, вместе с женой и ребенком Толей 6 лет уехал в первых числах июня в отпуск в Калининскую область, Завидово, а я осталась с двумя детьми — девочками Лидой, 2 года, и Галина, 4 года, которые жили со мной до начала военных действий. И после прихода немцев я в течение года воспитывала их. Мне было тяжело их уже кормить, и не во что было одеть, так как я жила на заставе, и там все сгорело. Гриневич Валя посоветовала мне отдать детей в детдом, где обещала их одеть и воспитывать. В сентябре 1942 года я их отдала в детдом. Они воспитывались хорошо, были чистыми, и я их навещала часто. 23 сентября 1942 г. я еще утром навещала их, и они были. А вечером Гриневич Валя прибежала и сказала, что детей увезли в г. Брест, где их будут учить. Тогда я сказала, что пойду пешком, то Валя сказала, что обожди еще — обожди до тепла. И мне сказали о судьбе детей только через полгода, а так все от меня скрывали.

Житель м. Домачево Янушенко А.С., 1906 г. рождения, полька, работала в детдоме с декабря 1941 г. по июль м-ц 1942 г. зав. детдомом, сообщила следующее.

Когда я работала, районным шефом был Гвоздинский, поляк, который проявлял заботу о детях, давал разрешение на получение продуктов — дети содержались неплохо. После ареста Гвоздинского в половине февраля 1942 г. шефом стал Прокопчук, украинец, то забота о детях уменьшилась, и кормить детей стало труднее. Мне приходилось другой раз со слезами выпрашивать продукты для детей, так как их было много, но кормить было нечем. Дети стали худеть, стала расти заболеваемость. Медицинскую помощь оказывал доктор Новицкий. Среди детей была девочка Френклах, 12 лет, которая после ареста матери доктором Новицким была приведена как умственно больная, которой требовалось особое лечение. Я как зав. детдомом обратилась к шефу Прокопчуку о том, чтобы ребенка взяли в больницу, то Прокопчук выехал в Брест к начальству. По приезде сказал мне, что ее нужно отравить. Я ответила, что этого я не могу сделать, но он на это ничего не ответил. Я передала доктору Новицкому, но он категорически заявил, что этого делать я не могу. Дал ребенку лекарства для успокоения нервов. Девочка продолжала оставаться в детском доме, но здоровье ее не улучшалось. После моего увольнения из детдома, которое произошло по приказанию шефа Прокопчука безо всяких причин и обвинений, через несколько дней девочка убежала из детдома и была застрелена на окраине Домачева недалеко от детдома. Была застрелена полицией, которая знала, что ребенок больной.

(Ушла к родственникам под Варшаву

в первых числах августа — ст. л-т Богданов)

Житель м. Домачево Козловский Даниил Леонтьевич, 1892 г. рождения, белорус, работал сторожем при детдоме с 1927 года по 1943 г., сообщил следующее.

Работая при польской власти в детском доме, я наблюдал, что дети содержались хорошо, кушали и были одеты, учили их. Дети были от 3 лет до 12—15 лет.

С восстановлением советской власти в сентябре 1939 г. дети так же содержались хорошо, так же были одеты, сыты и учились. С приходом немцев 22 июня 1941 г. первое время дети содержались неплохо, так как детский дом имел запасы продуктов и 4 свиньи, которые были убиты в дальнейшем и пущены в питание. В дальнейшем с питанием стало все хуже. При шефе Гвоздинском дети еще содержались неплохо, но когда арестовали, то на детей стали мало обращать внимания. 23 сентября 1942 г. дети находились на дворе. Во двор пришла машина с 6—8 чел. немцев, из которых старший приказал все детей садить на машину для поездки в г. Брест. Началась посадка детей. Их всех ставили и не разрешали садиться, так как дети были маленькие, то им приходилось помогать. Помогал я, Грушинский и немцы. С детьми посадили воспитательницу Полю, для того, чтобы она смотрела за ними. Я снял уже посаженную Шахметову Тасю с машины и, когда немец пригрозил мне, мы с девочкой и Грушинским убежали за дом. И когда уехала машина, и как садили воспитательницу, я не видел. О расстреле узнал на следующий день. Как расстреляли детей, то меня уволили. В старом детском доме через месяц был организован санаторий для немецких детей, в нем работал Грушинский. Немецких детей в санатории было 158 человек.

Житель м-ка Домачево Грушинский Збигнев-Тадеуш, 1909 г. рождения, поляк, работал сторожем с 1933 г. с 1 ноября по 1 января 1944 г.

23 сентября 1942 года во двор детского дома прибыла одна некрытая колесная машина грузоподъемностью 1,5 тонн с 4 немцами, не считая шофера-немца. Дети в это время находились во дворе, с ними находилась воспитательница Гриневич Валя, Усова Неля, Грохольская Поля. Я находился во дворе детского дома и подошел к машине. Старший из группы немцев Макс пошел к директору детского дома. Поговорили с ней, вышли вместе и сказали мне и Козловскому Даниле садить детей в машину. Гриневич Валя спросила у Макса немца, одевать детей или нет, но сама стала одевать детям панамки. Макс ответил: «Не нужно одевать, садите!». Кто-то из воспитателей спросил, куда повезут детей, то последовал ответ, что их повезут в г. Брест на медосмотр. После этого я и Козловский стали садить детей в машину.

В машину было посажено 54 человека и воспитательница Грохольская Поля. В машине было тесно, но дети не плакали. Из посаженных нами детей Шахметова Тася, 9 лет, слезла с машины и убежала. Все пребывание машины во дворе детского дома 30—40 минут. Немцы были вооружены пистолетами, другого оружия я не видел. В дальнейшем машина остановилась у здания конной полиции, которая находилась напротив детского дома. О причинах остановки я не знаю, продолжительность стояния машины я не знаю. После посадки детей я продолжал находиться в детском доме. Через полчаса машина прибыла к зданию конной полиции пустая с одним шофером. Увидев машину, у меня возникло сомнение, что дети не могли быть увезены в Брест. Окончательно о судьбе детей я узнал через 2—3 дня. Я остался работать на старом месте, другой обслуживающий персонал был уволен. Среди уволенных были Гриневич Валя, Усова Неля, Мазепчик Вера, Курликова Бронислава, Козловский Даниил, зав. детдомом и остальных я не помню. Кроме меня осталась работать Вихетская Ольга. За период нахождения детей в детском доме при немцах детей кормили плохо. Хорошо дети кушали при польской власти и при советской власти, а при немцах дети кушали траву во дворе и брали корм у животных.

Житель м. Домачево Головейко Ольга Акимовна, 1903 г. рождения, полька, работала ночной няней с середины июня 1942 г. по 24 сентября 1942 г., сообщила следующее.

Я поступила на работу в детдом, так как было тяжело жить. Работала с ними на польском языке, и кто из детей не понимал, то я старалась перевести. Дети были разных возрастов: от 6 месяцев до 12 лет. Я все время работала ночью, будила их. Маленькие дети спали по одному, а взрослые — лет по 10—13 — спали по двое. Кроватей хватало, но негде было ставить, так как было тесно, я между кроватями проходила с трудом. В моей группе было 42 человека детей, из них больных было человек 10, которые не отделялись от здоровых и находились вместе. Болезней не знаю. Когда была погрузка детей на машину, я находилась на квартире. И когда я пошла по дороге на Домачево, то дети увидели меня, стали звать и просить меня: «Няня, няня, спасите!». Я подошла к машине и сняла Шахметову Тасю, и больше никого снять не дали. На машине дети все плакали, с ними сидела Грохольская Поля, которую посадили силой. Меня немцы стали тянуть на машину, я сказала, что инвалид и не могу ехать с детьми, и они меня отпустили. Куда везли детей, я не знала, но я услышала от них, что детей повезут в Брест. То я сказала, что детей надо одеть, а они мне ответили: «Там новое дадут». Машина уехала, я осталась о дворе. Когда машина пришла обратно, я видела, времени прошло около часа. Машина приехала с немцами, я находилась во дворе. По дороге в Домачево полиция сказала, что детей убили, но фамилий полицейских не знаю, в лицо узнаю. После расстрела мне сказали, что работы нет. В этот же день я ушла с работы. Это сказала зав. детдомом. Меня дети любили, и я последним с ними делилась, все рассказывали, на битье не обижались. Если будет детдом, прошу меня взять опять в няни.

Житель м. Домачево Дьякина Валенина Ильинична, 1912 года рождения, русская, сообщила следующее.

В этот день я находилась в Домачеве около шоссе на огороде. Услышав, что идет машина и поют дети. Меня удивило знакомое пение детей. Когда же подошла к шоссе, то увидела, что идет грузовая машина с охраной и оружием.

Не прошло и полчаса, как машина вернулась обратно без детей. О судьбе детей узнала на второй день. В день расстрела детей к дому, где мы жили, прибежали дети Шахметова и Абрамов и др. Когда я спросила: «Что плачете?», — то они ответили, что их хотели увезти в Брест, и что они удрали с машины при помощи воспитательниц, которые их спрятали. Девочку Ренклах Лену, когда я вышла на крыльцо, я видела, что она шла впереди, а полицейские двое сзади. Я не придала никакого значения, ушла к соседке через дорогу, а когда вернулась, то дети сообщили, что ее расстреляли. Вечером вместе с женщинами мы подходили к могиле, у которой лежала книга, которую мы не тронули.

25 ноября 1944 г.

О расстреле детей детского дома свидетельствуют жители деревни Леплёвка: Якимчук Матрёна Ивановна, Панасюк Евгения Ивановна, Лобач Иосиф Исаакович и Боглай Мария Тарасовна, находившиеся вблизи в момент расстрела, слышавшие плач и крики детей и выстрелы. В следующие дни Якимчук Матрёна, Панасюк Евгения, Лобач Иосиф и другие были на месте расстрела, видели детские трупы и землю, пропитанную кровью невинных детей.

Виновными в совершенном злодеянии над детьми детского дома являются руководители Брестского округа (по их приказам расстреливались дети):

1. Начальник СД округа Пичман
2. Заместитель начальника СД Цибель и Герик
3. Гебитскомиссар округа Бурат Франц
4. Начальник жандармерии при гебитскомиссаре Длузрейн
5. Начальник бюро полиции округа майор Родэ и Винер
6. Прокопчук, украинец, шеф Домачевского района
7. Хас Федор, бургомистр мест. Домачево
8. Начальник криминальной полиции Завадский.

Исполнители, проводившие расстрел детей:

1. Макс – немец, старший из группы немцев, производившей расстрел
2. Камецгляц – немец из группы, производившей расстрел
3. Фрике – полицейский, расстреливавший детей
4. Фогель – из немцев Поволжья, уроженец гор. Энгельса
5. Лейтенант Огиз – из гор. Бреста, принимавший участие в расстреле детей.